Вчерашний день выдался холодным и пасмурным. Свинцовые тучи неторопливо плыли по небу, то и дело проливаясь на землю дождём. Люди хмурились под стать тучам и спешили поскорее разобраться с делами, дабы спрятаться под крышей и уже там пережидать непогоду. Даже торговые ряды пустовали, чего в начале осени вообще никогда не случалось. Купцы привычны ко многим житейским неурядицам и переменчивый осенний дождь определённо есть в их длинном списке. Вот только этот – совсем другое дело. Рука об руку с ним в Карпаты пришла осень, что как-то уж слишком настойчиво пожелала обратить на себя внимание в нынешнем году. И что, что осень испокон веков приходит вслед за летом? Неужто этого достаточно, чтобы устоять перед хандрой и унынием в самый первый из череды по-настоящему осенних дней? Видимо, нет.
Во всяком случае Милада считала именно так. И она не высунула бы носа из дому, если бы кому-то из старших товарок по знахарскому ремеслу пришло в голову поинтересоваться её мнением. Вот только они редко спрашивали её о предпочтениях, вменяя молодость за недостаток («Что ж, постареть я ещё успею!» - привычно утешала себя девушка, запасаясь терпением). Обычно присылали весточку с посыльным, указывая в короткой записке лишь место и время очередного сбора. Традиции, леший их побери! Толку от подобных встреч – кот наплакал, однако ж приходится бросать всё, чем бы ни занималась (кроме целительской работы разве что), и идти. Вчера вот в башню Вия, к примеру. И что, что место диковинное да любопытное? Всё одно скучно будет…
Вот только скучно не было. Причём на столько, что Милада сразу же по возвращении домой зарылась в бабушкины книги и свитки с энтузиазмом, которого хватило бы на дюжину кротов. Ей даже думалось, что нынешней ночью она и вовсе заснуть не сможет. Да и какой тут сон, когда обмолвилась одна из старых знахарок, будто бы существует способ Вия от многолетнего сна пробудить? Затея, конечно, уж больно на сказку смахивает, но… какая же сказка без доли истины? Одним словом, какой бы здравомыслящей Лада сама себя не считала, а заснула она всё равно далеко за полночь. И не в своей постели, а прямо посреди книжек, уронив голову на скрещенные руки…
…Здравый смысл проснулся утром, урвав сна всего на четверть часа больше, чем сама Милада. Хотя, знай он, какой беспорядок устроила в избе его хозяйка минувшим вечером, наверняка взял бы пример с Вия!.. А так пришлось помогать с уборкой, которую затеяла знахарка, умывшись и наскоро приведя себя в порядок. Изумрудно-зелёное платье из струящейся материи с цветочным узором на рукавах и талии, конечно, не помешало бы сменить (как-никак одно из лучших в её гардеробе), вот только времени на это Милада пожалела. Решила, что и потом его предостаточно будет. К тому же мысли то и дело перескакивали на вчерашнее…
Лада не слишком хорошо помнила пробуждение Вия – девчонкой совсем была. А вот последствия… последствия того Карпаты на скоро позабыть сумеют. Уйдут либо все, либо никто – и понимай, как хочешь. А если принять в расчёт, насколько исказила смысл этих слов подхватившая их людская молва, так и вовсе голова кругом идёт.
Вот интересно, что будет, коли Вия всё ж таки пробудить удастся? Мир да равновесие на земли кланов придут? Или же смутные времена настанут? «Скорее второе, чем первое. Не умеют кланы в мире жить… Столько времени было, чтоб научиться, а они только козни и плетение интриг друг на дружке оттачивают.» Вздохнув чуть слышно, Лада аккуратно перевязала последний свиток и убрала его обратно в сундук. Похоже, не сыскать на бумаге средства, которое бога ото сна пробудить может… К добру ли это? Скорее всего, к добру, вот только… любопытства разве что камни да дубы вековые лишены.
От всех этих мыслей – сумбурных и зачастую противоречивых – разболелась голова. «Не моего ума дело?.. Что ж, быть может и так.» Развязывая ленту, которой были собраны волосы на затылке, Лада подошла к печи. Там уже около получаса настаивался липовый чай, наедине с которым Милада намеревалась провести никак не меньше времени. Тёмно-русые локоны волной упали на спину, рассыпались по плечам, и девушка привычно убрала за ухо непослушную прядь. Приподняла крышку и с наслаждением вдохнула душистый аромат. День вчера выдался неприветливый, наверняка всех по домам раньше срока разогнал, а сейчас ещё только утро – сомнительно, чтобы спозаранку люди в избушку знахарки потянулись. А, значит…
…Стук в дверь раздался неожиданно (впрочем, а разве иначе бывает?..) и прозвучал столь тихо, что Лада даже не сразу внимание обратила. Отставив чайник, девушка обернулась к двери, гадая – почудилось или нет, когда стук повторился вновь. Не медля больше, знахарка заторопилась открывать: к ней крайне редко приходили просто так – чаю попить, да косточки соседям перемыть – значит, стряслось что-то.

Отредактировано Милада (2014-05-12 21:20:31)

Распахнув дверь пошире и мысленно перебирая содержимое шкафа с мазями да настоями, Милада посторонилась, пропуская раненого в избу. Черты чужака показались девушке смутно знакомыми (пожалуй, те же ощущения мог вызывать карандашный набросок, сделанный с оригинала неумелой, но старательной рукой) вот только где и когда она могла его видела?.. Одет просто, говорит, вроде, тоже, вот разве что взгляд цепкий да осанка под стать витязю… Так и не вспомнив, Лада приветливо улыбнулась в ответ да кивком головы указала на лавку.
- Милостивые боги, ты бы её ещё по… – не сдержала возгласа девушка, выслушав короткий отчёт прямо у порога. Хорошо, хоть язычок вовремя прикусила и вместо «…ты бы её ещё посолить догадался!..» закончила фразу иначе, - позднее пришёл… Проходи скорее, я мигом!
Обещание «мигом» у Лады редко расходилось с делом. Вот и сейчас: незнакомец ещё на лавке толком устроиться не успел, а она уже тут, как тут, не иначе как чудом удерживая в руках чистые бинты, несколько разноцветных склянок и большую миску с водой.
«Странные всё ж эти люди, - думала Лада, расставляя на столе свои «сокровища», - услышат где-то обрывок верного рецепта, и давай додумывать остальное, с энтузиазмом пользу во вред обращая!» Этот, к примеру, про пепел подслушал и ране заживать не даёт. Вот что мешало сразу же к знахарке обратиться? В ничейных землях ведь травниц  хватает, и хоть Лада поспокойнее да поприветливее других своих товарок будет, пришлому из земель клановых ни одна она в помощи не отказала бы.
«Ну надо же, и подорожник не помог! – Не удержалась от усмешки девушка, усаживаясь рядом и закатывая рукав раненого повыше. – Так хоть бы сок из него выжал – какая-никакая, а польза. Твоё счастье, что навредить подорожник ни при каком раскладе не может.»
Но подорожник – это ещё что! Другой горе-знахарь несколькими днями ранее и вовсе шкуру медвежью к открытым порезам примотал. Мехом внутрь. К тому времени, как сынишка его за Ладой побежал, весь белый был, рукой пошевелить не мог и сознание терял от боли, но упрямо твердил: слышал, мол, что поможет. Чем именно должно было помочь, Милада так и не разобралась, хоть и до поздней ночи с бедолагой провозилась. Сперва под причитания его домашних рану промывала да зашивала, затем под их же разноголосую ругань жар сбивала. Видно, охотник из него немногим лучше был, чем знахарь, о чём ему без устали вся родня твердила…
- И что же ты с медведем не поделил?.. – Полюбопытствовала Лада, осматривая рану. – Неужто дичи посговорчивее в лесах не нашлось?.. Болит сильно? – Коснувшись рубца на коже кончиками пальцев, девушка бросила на незнакомца короткий виноватый взгляд, прежде чем к столу отвернуться. Экстракт арники обнаружился в третьей по счёту бутылочке – открыла её, и с липовым запахом тот же час смешался ещё один душистый аромат.

Сперва следовало обработать порез экстрактом арники, чем знахарка и занималась, пока её гость не заговорил с ней. «…Немеет и пальцы, как чужие, - мысленно повторила за ним Милада, по привычке с головой уходя в работу. – Всё верно, так и должно быть.» Или не должно, что ещё вернее. Но, как известно, пока гром не грянет – будет и соль, и пепел, и даже шкура мехом внутрь. Едва заметная усмешка (не слишком весёлая, скорее укоризненная) коснулась губ девушки: «благодаря» таким вот суевериям без работы она не останется. Однако лекарей-самоучек всё равно жалко…
...Но стоило чужаку вскользь упомянуть о внешнем мире, и Ладино благодушие как рукой сняло. Сам того не ведая, он умудрился разбередить самую глубокую рану на сердце девушки. Такую, что все отвары и мази разом помочь бессильны. Усмешка померкла, а ей взамен в глазах полыхнула боль – та самая, что со временем не только не ослабла, но ещё изощрённее сделалась. Словно умелый палач, что жизнь своей жертвы бережёт, но лишь затем, чтоб пытки как можно дольше длились.
Чужими, одеревеневшими пальцами Милада потянулась за склянкой. Губы сжаты в упрямую линию, на лбу пролегла складка, а глаза… глаза глядят на пациента своего и в то же время мимо. Смочила тряпицу, заткнула бутылочку пробкой и обратно на стол поставила. Нет, мимо стола. Но странно ли это, когда не только пальцы – сердце собственное чужим на миг показалось?..
- Вот что за мир? Даже медведи там жить не хотят, – досадливо буркнула Лада, наклоняясь за упавшей склянкой – не разбилась, и на этом спасибо. Наваждение схлынуло, а обида осталась. Совсем как в детстве – необъяснимая и безусловная – когда и умом не понимаешь, что так правильно, и сердцем тоже. Милада всегда старалась быть рассудительной и по возможности мудрой (ну, или хотя бы казаться такой), вот только не когда речь заходила о мире за пределами Карпат.
Но это всё только её, сокровенное. У незнакомца, видать, и своих забот хватает. Подняв на него взгляд, Милада силой заставила себя улыбнуться. Надеялась, что открыто и весело, а получилось… ну, в общем, что получилось. Хотела добавить ещё что-то – про медведя, но с губ другие слова сорвались.
- Давно они ушли, сестра твоя и племянники? – Спросила Лада, подвигая к себе чистую кружку и принимаясь отмерять выжимку тысячелистника из другой склянки. Спросила, и лишь потом на мысли себя поймала: а ведь ей и впрямь интересно. Чужак, охочий до мёда, притягивал внимание, как облака в погожий летний день – взгляд. Бывало, поднимешь голову и принимаешься гадать, на что похожи: то ли котёнок с клубком забавляется, то ли лошадь передними копытами по воздуху бьёт, то ли девица над водой наклонилась…
Вот так и с незнакомцем: глаза одно говорят, интуиция – другое, а разум – третье. Ну а кого из них слушать – не понятно. Особенно, если говорят хором, друг друга перекрикивая.
Отмерив положенное, знахарка принесла горшочек с мёдом и поставила рядом с кружкой.
- Вот, добавь по вкусу, чтобы горечь не чувствовать, – пояснила она, усмешка вдруг вернулась на губы, - надеюсь, медведь тебя от мёда отучить не успел?..

По мере того, как тысячелистник исчезал из кружки, глаза Лады, заворожено за нею наблюдающие, округлялись всё больше. Однажды, из чистого любопытства она попробовала настой неразбавленным. И отплёвывалась потом до позднего вечера – ни мёд, ни душистый чай не помогали. А он выпил, и хоть бы что!
Поймав себя на мысли, что уж чересчур откровенно таращится на чужака (пускай и со вполне понятным  любопытством), Милада отвела глаза. Лавка вон тоже любопытная… Или же нет? Лавка, как лавка, таких в каждом доме с избытком. Но смотреть-то больше некуда, разве что искать интересности в другом углу знакомой с детства избы, поспешно отворачиваясь…
«…и роняя авторитет знахарки ещё вернее,» - окончила девушка, едва удержавшись от вздоха. Молва – это, конечно, дело хорошее, но до сих пор находились те, кто неумело скрывал удивление при виде Лады, привыкнув наблюдать в этой роли кого-то на полвека постарше. Вот и чужак… не подал виду, а удивился. Наверное…  Чужие взгляды Милада и затылком чувствовала, и объяснить могла… всегда, до сего дня. Ну, вот чего он так смотрит? Так и хочется напрямую спросить, да в ответ глянуть…
Нельзя! А кто ж тогда… за лавкой присмотрит?! «А ну, как убежит, лавка-то?!» - Внутренний голос насмешничал не хуже Искорки, и наконец вынудил Миладу сдаться. В конце концов, она ещё с медведем… тьфу ты! со следом от когтей его не разобралась. Компресс крапивный уже небось заждался своей очереди.
Вернулась к работе и лавку гипнотизировать перестала. А зря, ведь поглазей Милада ещё немножко, могла бы и заметить уголок закатившегося под лавку свитка о снах да бессоннице. Заметила бы и убрала в сундук, где бумажным знаниям самое место.
Меж тем незнакомец успел ответить на её любопытство. А мимоходом вновь рану – ту самую – разбередить. «Не принято хранить верность…» Что ж, в глубине души Милада об этом всегда знала. Верность в чести в Карпатах, а тот мир – он совсем другой получается. Что здесь белое, там легко может чёрным стать, и наоборот. Как знать, предай бы Лада вековые обычаи да променяй дом на чужое настоящее, и о ней бы тоже самое говорили… Или не говорили, ведь братьев у Лады нет, сестра только, а отец вряд ли заботился бы о дочери, что предала своё наследство. Всё так. Всё верно. Но отчего-то «верно» совсем никак не хочет находиться в одной строчке со «счастлива».
«Ну вот, опять! Ты ещё разревись тут, глупая. А завтра что? Вместо того, чтобы идти за утешением, люди тебя утешать примутся?! Ну нет. Не бывать этому! Прошлое в прошлом, а настоящее вон на лавке сидит и цветы тебе протя…»
Глаза девушки вспыхнули, а сама она немедленно залилась румянцем, беря цветы из рук мужчины. Знахарки не устанавливают расценков за порезы да хвори, но и отказываться от платы – будь то корзинка яблок или с десяток серебряников – не должны. Вот только Лада и не отказалась бы от этих цветов. Ни за что на свете. Пусть даже дар её под угрозой окажется. Ведь не солгал незнакомец – эдельвейсы и впрямь ценились дорого: и как лечебное растение, что никогда не встретишь на равнине, и как… символ. Любовь, сила и верность – та самая, которой так недостаёт бестолковому внешнему миру – идут рука об руку с хрустальными звёздами эдельвейса в любой из легенд. Милада любила всякие цветы, умея видеть свою особенную красу в каждом из них, но эдельвейсы… их девушка любила чуточку больше.
- Благодарю, - негромко проговорила она, словно зачарованная перебирая пальцами белые лепестки с вкраплением чистого серебра, - вот только… лечение-то ещё не закончено. Медведя ты не боишься, заоблачных высот и горечи – тоже. А что на счёт крапивы скажешь?
Цветы отправились в невесть откуда появившуюся вазу (после им суждено превратиться в отвар и настойку, ну а пока как можно отказать себе в удовольствии полюбоваться искусстными звёздочками на тонких стеблях?) а девушка возвратилась к работе. Марля быстро пропиталась крапивной настойкой, а ловкие пальцы без труда примотали компресс к ране тугой, но в меру, повязкой. Пожалуй, на этом можно было и распрощаться… вот только Ладе сейчас меньше всего хотелось остаться одной. Всё равно в компании эдельвейсов о серьёзном думать не выйдет – не такие эти цветы. А незнакомец… что ж, ему тем более вреда не будет, коль не придётся сей же час к заботам возвращаться.
Закончив с перевязкой, Милада вернулась к печи. Свиток, задетый подолом платья, выкатился из-под лавки, пеняя Ладе за невнимательность, вот только девушка и не подумала оборачиваться. Её заботил чай, разливаемый по кружкам: горячий, душистый и по-летнему солнечный.
- С компрессом нужно подождать, – пояснила девушка, подвигая мужчине его кружку и отпивая глоток из своей. - Твоей руке сейчас покой нужен, чтобы лекарство подействовало, а выйди ты за порог… кто знает, с какой лесной живностью побежишь силами мериться? – Усмешка вышла не злой – Лада вообще не умела надсмехаться – вот только разве она не права в своих суждениях о мужчинах? Им думается, будто они всегда и всё лучше знают: и когда за работу приниматься, советами знахарки пренебрегая, и сколько лекарства пить вместо положенного… Самонадеянные, словно дети. А подчас и хуже детей.

Вопрос гостя вызвал недоумение. Лада какое-то время непонимающе глядела на свиток в руках мужчины, прежде чем связать его с ночью сегодняшней да вечером вчерашним. А как вспомнила – усмехнулась. И весь запал её недавний таким ребячеством показался. Задумала Вия от сна пробудить? Ишь какая!.. А луну с солнышком в одночасье хороводом на небо выпустить не хотела бы?..
Отставив кружку, Милада забрала протянутый свиток и глазами с чужаком встретилась… Казалось бы: что в том особенного?.. Ан нет: взглянула и оторваться сразу не сумела. Вот и не верь потом, что есть в глазах какое-то особое колдовство, которому ни книжки не научат, ни память крови, по венам бегущей. Охотник вроде бы и на неё глядел, и вместе с тем глубже куда-то… Туда, где мысли и чувства от людей надёжно укрыты. Надёжно? Пожалуй, то же думали и забредшие в трясину путники о едва видимой тропинке, что из-под ног в неведомое убегала. Глядишь на неё –и без опаски идти вперёд можешь, но стоит лишь на миг глаза отвести – всенепременно оступишься да в трясине сгинешь. Вот только не во всякой трясине утонуть боязно. Иная завораживает, другой – подводный – мир открыть обещает, где ни забот тебе, ни горестей, а только счастье и солнечные блики, что зайчики, по глади зеркальной друг за дружкой бегают. Не в том ли опасность подлинная? Не место людям в мире без горестей...
…Моргнула невзначай и наваждение схлынуло, лишь память о нём сердце напоследок обожгла.
- Спится мне хорошо, а Вию, видать, и того лучше, – усмешка всё не сходила с губ девушки, а сказанное виделось такой забавной шуткой, что и с чужаком поделиться не жаль. К тому же, что в этом дурного или страшного? В ничейных землях к уснувшему богу относятся больше с почтением, на землях кланов – с опаской, но ни те, ни другие не преклоняются столь рьяно, чтоб даже имени его вслух произносить не отваживаться. Пожалуй, не усни Вий беспробудно, оставив детей своих самим себе предоставленными, иначе всё было бы, а так… Где имя, там и разговоры, а от разговоров и до усмешек рукой подать. Ну а в смехе что может быть дурного? - Хотела вызнать – возможно ли Вия ото сна пробудить – из книг да свитков старинных. По всему видать, лишь время зря извела. Куда уж смертным с богом в мудрости тягаться? Коль даже и есть такой способ, верно, ни одно поколение сменится, прежде чем люди его отыскать сумеют. – Говорила, а самой всё сном виделось. Словно и не было неосторожно обронённых слов одной из старших товарок по ремеслу – поспешных слов, пустой похвальбы преисполненных. Должно быть, смеются сейчас, интерес в глазах Лады вспоминая… - А всё ж любопытно было бы, да? На бога, от сна пробудившегося, глянуть, да голос его услышать?.. – Внезапно спросила она, вертя пропажу свою в руках, да загнутые уголки пальцами выпрямляя. ¬И славно, должно быть. Как знать, вдруг и кланы бы враждовать перестали, да в мире зажили…
Сказала и тут же щёки румянцем вспыхнули. Вот ведь дурочка! Что он теперь о ней подумает? Что глупенькая? Или вообще не от мира сего?! Обычно Ладу не слишком заботило, что думают о ней люди, знакомство с которыми без году неделя длится. С добром глядят – хорошо, ухмылку в уголках губ прячут – что ж, главное, зла в ответ от знахарки не ожидают, на том спасибо. А тут ведь не всё равно оказалось… Быть может, взгляд его колдовской – причина? Или же то, какой себя знахарка в отражении глаз незнакомца разглядеть успела?..
Незнакомец. Чужак. Охотник. А имени его Милада так и не спросила. Сперва казалось, что и не за чем – уйдёт и память о себе с собою унесёт. Ан нет: вот она – память. На тонких стеблях звёздочками серебряными переливается.
- Откуда ты? – Несмело спросила девушка, оставляя многострадальный свиток в покое. Так и порвать ведь можно ненароком. Останется она тогда и без имени, и без мудрости бабушкиной, что та на бумаге сохранить чаяла.

Слова Драгоша (ага! удалась-таки хитрость!) вышли колючими, словно шиповниковый куст. За полезные и вкусные плоды люди соглашаются расплатиться царапинами, но отцветёт шиповник – нипочём в заросли не полезут. Так и тут: слушаешь и в мыслях правду говорящего признаёшь, хоть и не по нутру тебе она – со сказкой твоей уютной, что ещё вчера истиной виделась, в разрез идёт. Выходит и впрямь правда привкус шиповника на губах оставить может?..
Фирмаре, значит. Что ж, не хуже и не лучше других земель… как люди говорят. Никогда не покидавшей Ярмарку Миладе только и приходилось, что на суждения чужие полагаться. А сейчас вдруг любопытство разобрало: а каково там – в горах? И в правду, легче ли дышится? Привольнее? Глубже?.. Жаль: любопытство – не про неё это. О землях клановых и нравах, что на них царят, у тёплой печки зимой размышлять – милое дело. А чтобы в путь ни с того, ни с сего отправиться… нет, на то смелости побольше Ладиной нужно. Этак раза в два побольше, а то и в три. Ели уж она за любовью пойти побоялась…
«…А что, если бы он тогда вместо меня выбор сделал? Была бы я счастлива в чужих землях, или о доме тосковала?» – Невпопад подумала девушка, когда в рассказе Драгоша наметилась пауза.
Но мысли о несбывшемся тут же растаяли предрассветной дымкой тумана, стоило Драгошу заговорить вновь. Оттенки гневные сродни первым раскатам грома – и захочешь не заметить, а взгляд всё равно в небеса устремится.
Неужто и впрямь такое было? Помнится, не так Ладе бабушка рассказывала, совсем не так. И Вий мудрым виделся, и пробуждение его – радостью, и деяния – справедливыми…
«Справедливыми? Но разве же за справедливость умирать обязательно?..» – Мысль эта – внезапная, незнакомая, да и не своя даже, скорее на отголосок чужой уверенности похожая – заставила Ладу зябко повести плечами. Ох, не так её учили, совсем не так. Но ведь и лгать Драгошу как будто не за чем… Быть может, и впрямь любопытство излишнее не только для кошек губительно? Ребёнок, когда к огню тянется, тоже своё гнёт: любопытно, мол, интересно… А стоит обжечься – сразу в рёв.
Окончательно запутаться не дал всё тот же Драгош. Всего-то и надо было, что разговор в другую сторону увести, рукой ожившей хвалиться начать и знахарке на похвалу не поскупиться.
Зардевшись, Милада кинулась проверять результаты своих стараний, а так спешно, что не заметила, как кружку локтём задела. Успела и на рану взглянуть, и повязку обратно приладить, наказав снять не раньше, чем после полудня, а вот когда за флаконом с крапивной настойкой потянулась, тогда-то и заметила, что натворила. Охнула, кинулась спасать утопленника… вот только поздно – буквы чернильные благодаря отвару живописными кляксами на бумаге расплылись. Только ахать и укорять себя осталось. А этим можно и на досуге заняться, когда понеотложнее дел не отыщется.
А они отыскались тот час же, словно специально под дверью караулили. Вихрастый мальчишка, стукнув разочек об косяк, вкатился в горницу торопливым колобком и затараторил – Лада едва слова успела разбирать. По всему выходило, что мёд не только Драгошу по душе – брат мальчика тоже на сладкое позарился, а пчёлы делиться не пожелали. Вот и лежит теперь страдалец дома, укусы пересчитывает, а значит, знахарке придётся тем же заняться.
- Не забывай компрессы прикладывать и рану береги, - улыбнулась девушка, протягивая Драгошу флакон с настойкой. – Вот только если тебе рука дорога, пеплом больше не посыпай, и вообще… не лишним было бы вновь рану мне показать, когда на Ярмарке в другой раз будешь, - на сей раз Милада почти не покраснела, разве что кончики ушей самую малость… А что? Так и впрямь правильнее всего будет! И для раны, к слову, тоже…
…Но всё же как так?! Бабушке этот свиток ни один десяток лет прослужил, а внучка её бестолковая в один день взяла да испортила! Один толк – есть на что мысли направить, чтобы не гадать попусту: увидится ли ещё с Драгошем или же нет.